А.В.Тихонов

"Записки..." А.П.Ермолова
и загадки войны 1812 года.

1.  Сражение при Малоярославце.
 Почему французы не пошли из Москвы прямо на Смоленск, а свернули на Малоярославец, и почему русская армия пыталась преградить им путь? Распространено мнение, что Наполеон хотел отступать через местность, ещё не разорённую войной, а Кутузов ему в этом воспрепятствовал. Теория эта не подтверждается ни фактами, ни свидетельствами осведомленных лиц, а кроме того, сомнительна сама по себе (Примечание 1) В частности, непонятно, почему на следующий день (после Малоярославца) не произошло сражения главных сил, а наоборот, армии разошлись в разные стороны?
 Несомненно одно: Наполеон, прежде чем предпринять что бы то ни было, должен был  напасть на русскую армию, которая угрожала его флангу и тылу. Очевидно, что из Москвы Наполеон вышел именно с этой целью, и, по-видимому, в тот момент даже ещё не решил, что будет делать дальше (он оставил в Москве значительные силы, чтобы иметь возможность вернуться). Почему он не пошел прямо на Кутузова ? "Записки" А.П.Ермолова (который был в то время начальником штаба 1-й армии) дают исчерпывающий ответ (цитаты приводятся по изданию: "Записки А.П. Ермолова 1798-1826", Москва, "Высшая школа", 1991г.):
 "Ничто не могло побуждать неприятеля атаковать сильно укрепленную позицию (Тарутинский лагерь), а менее с правого крыла, как того многие ожидали. Довольно было неприятелю показать силы на Калужской дороге, которую мы слабо наблюдали, и мы оставили Тарутино." (стр.211)
 Наполеон пошел по Калужской дороге, чтобы выйти во фланг русской армии. Аналогичный маневр описывает Ермолов, когда рассказывает о сражении при Гейльсберге (См.). Очевидно, что это, можно сказать, стандартная операция для военного искусства того времени.
 Как известно, движение Наполеона было обнаружено партизанами, и корпус Дохтурова успел перерезать дорогу, заняв Малоярославец.
 "Если бы немедленно выступившей из Тарутина армии приказано было ускорить движение и не останавливаться в селе Спасском на реке Протве, она пришла бы к Малоярославцу по крайней мере три часа ранее, заняла бы ту же позицию на дороге в Калугу. Не надлежало приступать к устроению редутов, которые казались всем неуместными, и не только умножать в большом количестве свежие войска для удержания за собой города, напротив, полезно было вывести те, которых необходима была упорная защита до прибытия армии." (стр.224)
 Русские защищали Малоярославец, чтобы дать время всей армии перейти на Калужскую дорогу и занять боевой порядок (несомненно, подобное движение русской армии было совершенно естественной реакцией на маневр Наполеона). Если бы авангарду продержаться не удалось, русская армия, вероятно, попала бы в сложное положение.
 По мнению Ермолова, после прибытия армии сражение можно было прекратить, поскольку Наполеон не стал бы атаковать главные силы:
 "Я уверен, что Кутузов не ожидал атаки со стороны Наполеона; не противоречил рассуждению моему, что недостаточно целого дня, чтобы подвинуть через весь город (Малоярославец) всю армию с артиллериею и необходимо иметь пространство, где бы расположить ее в каком-либо предварительном порядке. Со всем тем армия на один переход отошла по Калужской дороге..." (стр.225)
 Почему Кутузов отступил ? Что бы ни говорил Ермолов, было очевидно, что Наполеон не достиг своей цели даже в малейшей степени, поскольку он не только не разбил, но даже не отбросил русскую армию. Поэтому можно было ожидать, что французский император попытается дать сражение, несмотря на невыгодную позицию: Наполеон не мог отступить, так как должен был опасаться теперь уже атаки Кутузова. Кутузов просто развеял его опасения, дал возможность начать отступление! Кутузов поступил, со своей точки зрения, логично и последовательно, поскольку полагал какие-либо сражения больше ненужными. Ясно, что решение отступать, принятое в свою очередь Наполеоном, было единственно возможным.

В НАЧАЛО

2.  Сражение при Вязьме.
 Кутузов определённо считал, что французская армия, раз начав отступать, остановиться уже не сможет (и был, безусловно, прав), поэтому для достижения основной цели - изгнания французов - нападать на них незачем, а напротив, столкновений надо всячески избегать (например, чтобы привести в Европу как можно бОльшую армию). Тем не менее русский авангард (под командованием Милорадовича) несколько раз атаковал французов, в первый раз, и, вероятно, наиболее решительно, - при Вязьме. Если Милорадович выполнял прямые приказания Кутузова, или действовал в духе его общих указаний, значит, Кутузов был непоследователен. Трудно также предположить, что Милорадович действовал исключительно по собственной инициативе.
 Во время сражения при Вязьме и перед ним Ермолов находился в авангарде:
 "В квартире Милорадовича помещался граф Остерман, и я вместе с ним. Пробуждаясь нередко ранее их, в той же избе, под их глазами, писал Милорадовичу, сообщал распоряжения фельдмаршала, никаких от него не получая, и которые без сомнения присвоят себе его окружающие." (стр.229)
 На первый взгляд кажется невероятным, что Ермолов приказывал от имени Кутузова. Тем не менее, это было, по-видимому, обычным делом:
 "Мне встретились случаи (в Тарутинском сражении), в которых нашел я нужным употребить имя фельдмаршала: видел, что делалось и что должно быть сделано." (стр.217)
 Вообще, с Кутузовым особенно не церемонились:
 "Ручаясь за точность исполнения (приказа Кутузова), я перекрестился, но должен признаться, что тогда же решился поступить иначе." (стр.243)
 "Он (Платов) согласился подтвердить донесение моё фельдмаршалу, что повеление его дождаться авангарда в местечке Толочне я получил пройдя уже его (хотя я находился за один ещё переход)..." (стр.245)
 Я полагаю, что инициатором сражения при Вязьме был именно Ермолов. Какого-либо наказания он не опасался, поскольку активных действий требовал царь, которому Кутузов не мог и не хотел противоречить. Скорее Ермолов опасался, что другие присвоят его заслуги.
 Любопытно сходство в оценках этого сражения:
 А. де Коленкур: "В течение шести часов наши войска доблестно сражались на всех пунктах, но всё время они только оборонялись. Однако превосходство, приобретенное благодаря этому неприятелем, дорого обошлось ему; за смелость своего предприятия он заплатил большими потерями, а в результате добился только того, что причинил большой урон 1-му корпусу, в котором возник некоторый беспорядок в тот момент, когда он проходил мимо корпуса вице-короля. Ещё больший беспорядок был при переходе через мост у Вязьмы. До этого, пока ему приходилось без чьей-либо помощи отражать нападение неприятеля, 1-й корпус с честью поддерживал свою репутацию, несмотря на оживлённые атаки русских и на свои значительные потери от артиллерийского огня. Недолго длившийся беспорядок обратил на себя внимание потому, что доблестные пехотинцы 1-го корпуса впервые покидали ряды, вынудив своего непоколебимого командира (маршал Даву) уступить неприятелю. Я касаюсь этих прискорбных фактов, потому что именно с этого момента начинается дезорганизация нашей армии и все вообще наши несчастья. 1-й корпус, корпус, который в начале кампании был самым многочисленным, самым образцовым и соперничал с гвардией, сделался самым дезорганизованным, и это зло продолжало расти" ("Мемуары", Смоленск, 91г, стр.216).
 "В Вязьме в последний раз мы видели неприятельские войска, победами своими вселявшие ужас повсюду и в нас самих уважение. Ещё видели мы искусство их генералов, повиновение подчиненных и последние усилия их.
 На другой день не было войск, ни к чему не служила опытность и искусство генералов, исчезло повиновение солдат, отказались силы их, каждый из них более или менее был жертвою голода, истощения и жестокости погоды." (стр.224)

В НАЧАЛО

3.  Сражение при Красном.
 Французская армия при Красном уже находилась в состоянии полного разложения. Русские войска преградили дорогу трём корпусам - Богарнэ, Даву и Нея. Тем не менее Богарнэ и Даву прошли, и только Ней был отрезан.
 Серия сражений при Красном началась с поражения небольшого русского отряда:
 "Составлен новый отряд из 19-го егерского полка, шести орудий артиллерии и достаточного количества казаков под начальством генерал-адъютанта графа Ожаровского. Приблизившись к Красному, не соблюл он должной осторожности, полагая, что отступающий неприятель ничего не предпримет. Ночью граф Ожаровский атакован стремительно гвардиею Наполеона в больших силах. Велика была потеря в храбром егерском полку; особенным счастием уцелела артиллерия, и при общем замешательстве темнота была спасительным покровом." (стр.237-238) Есть любопытное описание этого боя французским участником. (Примечание 2)
 "Ноября 3-го числа авангард генерала Милорадовича, не дойдя десяти верст до Красного, приблизился к идущей от Смоленска дороге. Место 4-го корпуса заступил 6-й корпус генерала Раевского. Часть кавалерии авангарда вступила в дело, неприятель скрылся в лес. Взяты пленные и в обозе богатая из Москвы добыча.
 В этот день пехота мало была употреблена, и авангард отошел на ночлег в ближайшее, разорённое, селение, оставленное жителями. Передовые извещательные посты наблюдали дорогу." Стр.238
 На следующий день, 4-го ноября (ст.ст.) авангард снова подходит к дороге, отражает атаки корпуса Богарнэ, берёт в плен массы французов и т.п.
 "Успех оружия нашего в действии нынешнего дня (4-го ноября) мог иметь важные последствия, но наступившая темнота заставила войска отойти на отдохновение, для всех необходимое, на прежний ночлег. Расположенные сторожевые казачьи посты известили, что вице-король (Евгений Богарнэ) прошел ночью в Красный."trinitymodel.narod.ru
 Ноября 5-го числа на рассвете авангард, возвратясь к большой дороге, стал параллельно ей, но к Красному ближе прежнего. Войска наши в этот день были очень умножены <...> Усмотренный вдали неприятель в продолжение большей части дня проходил отдельными толпами, из которых редкие были свыше двух тысяч человек, в совершенном расстройстве. Под огнём батарей наших оставляли они орудия, бросали обозы и рассеянные, с огромною потерею, спасались в леса. Некоторые отважно прошли далее, но пали под штыками дивизии гренадерской графа Строганова и 3-й пехотной. Одну из колонн атаковали полки лейб-гвардии драгунский, гусарский и уланский, и хотя нанесли ей чувствительный урон, но глубокий снег во рвах по бокам дороги не допустил истребить её, и, прикрываясь ружейным огнём, не отклоняясь даже с дороги, она прошла в Красный (вероятно, с этой колонной шёл маршал Даву).
 Против генерала барона Розена, ближайшего к городу, высланы из него колонны. Недолго и нетвёрдо противлялись они, бросили пушки и удалились поражённые. Упорно дрались части наполеоновской молодой гвардии и корпуса маршала Даву, но не выдержали они стремительного удара (?) и лейб-гвардии егерского полка; когда барон Розен ворвался в город, он взял оставленные орудия, все тяжести, экипажи маршала Даву, секретную его переписку и его маршальский жезл. Войскам досталась богатая добыча.
 Подвигом этим заключилось 5-е число. Гвардия наша вошла в Красный." (стр.239,240) Тот же француз участвовал и в этом бою (Примечание 2).
 Дорога, наконец, была полностью перекрыта. На следующий день Ней уже не смог по ней пробиться.
 Можно констатировать, что при каждом из французских маршалов ещё находились значительные отряды боеспособных войск, которые решительно пробивались вперёд (точнее, назад), более или менее успешно. Гвардия Наполеона сохранила боеспособность и активно участвовала в сражении. author is Tikhonov Alexey Valerievich
 Вот как характеризует Ермолов действия русских войск:
 "Нерешительные и медленные действия армии при Красном фельдмаршал в донесении государю представил баталиями, данными в продолжение нескольких дней, тогда как сражения корпусов были отдельные, не всеми их силами в совокупности, не в одно время, не по общему соображению." (стр.243)
 Действительно, в первые два дня авангард на ночь отходит от дороги; только получив подкрепление, приближается к Красному; перерезает дорогу только тогда, когда Наполеон с гвардией уходит. Это может объясняться недостаточностью сил, но может объясняться и тем впечатлением, которое произвело нападение французской гвардии на отряд Ожаровского. Любопытен следующий диалог, состоявшийся при назначении Ермолова командиром нового авангарда:
 "Отправляясь к порученному мне отряду, получил я наставление фельдмаршала в следующих выражениях: "Голубчик, будь осторожен, избегай случаев, где  ты можешь понести потерю в людях!" - "Видевши состояние неприятельских войск, - отвечал я ему, - которые гонит кто хочет, не входит в мой расчет отличиться  подобно графу Ожаровскому". (стр.243)
 Участники разговора явно имеют в виду не одно и то же.

В НАЧАЛО

4.  Зембинское дефиле.
 А. де Коленкур: "Дорога, начиная в полулье от Брилей ( у переправы через Березину) и на расстоянии не менее двух лье, представляла собой насыпь, устроенную на таком топком болоте, что большая часть её проходила по деревянным мостам, причем два из них были длиною около четверти лье. Очень много других мостов было переброшено через небольшие ручьи, пересекающие болото на каждом шагу. Каким образом русский генерал не обратил внимания на это обстоятельство, которым можно было воспользоваться, чтобы создать препятствия для нас ? Шести казаков с факелами было бы достаточно, чтобы отнять у нас этот путь отступления." ("Мемуары", стр.262).
 Марбо: "Зембин построен на обширном болоте, которое пересекает дорога из Вильны через Камень. На шоссе этой дороги находятся 22 деревянных моста, которые русский генерал, прежде чем уйти, мог в одну минуту превратить в пепел, потому что вокруг них было много стогов сена и сухого тростника. В том случае, если бы Чичагов принял эту разумную предосторожность, французской армии было бы отрезано возвращение и переход через реку не послужил бы ей ни к чему, потому что она была бы остановлена огромным болотом, окружающим Зембин."
 "Я уже говорил, что дорога на Зембин, единственный путь, остававшийся нам, пересекает огромное болото при помощи очень большого числа мостов, которые Чичагов, занимавший эту позицию несколько дней назад, по небрежности не сжег. Мы не сделали той же ошибки, и после перехода армии, 24-го стрелкового и моего полка мы предали их огню, что легко было сделать при помощи кучами лежавшего там сухого тростника.
 Приказав сжечь зембинские мосты, император надеялся надолго освободить себя от преследования русских. Но уж так было суждено, что все случайности были против нас. В самом деле, мороз, который в это время года должен бы был превратить воды Березины в удобную дорогу, почти не тронул их в то время, как мы должны были переходить через них; но, как только мы переправились, жестокий холод заморозил их до такой степени, что лед сделался достаточно прочен для того, чтобы выдержать на себе пушку. А так как то же самое произошло и с зембинскими болотами, то мы ничего и не выиграли от того, что мосты сгорели." ("Россия первой половины 19-го века глазами иностранцев", Лениздат, 91г., стр. 318).
 Почему же эта дорога не была уничтожена?
 Раньше я думал, что Чичагов упустил эту возможность просто потому, что не знал о ней, в силу недостаточного знакомства с местностью. Однако это не так:
 "Атаман Платов доложил адмиралу Чичагову о возвращении партии, посыланной им для истребления мостов и гатей по дороге на Зембин. Надобно было перейти речку Гойну незамерзшую, хотя повсюду неглубокую, но невозможно было ближе тридцати и более саженей подойти к ней по причине непроходимых болот, в которых увязают лошади на всем расстоянии до самого берега." (стр.253)
 Казалось бы, вот и ответ. Однако есть сомнения.
 В цитированном выше отрывке из мемуаров Коленкура (министр двора Наполеона; при Бородине погиб его брат) речь идёт о некоем "русском генерале". Можно подумать, что имеется в виду Чичагов, как в следующем отрывке. Однако в предыдущем абзаце "Мемуаров" описывается нападение отряда казаков, под командованием генерала Ланского, на деревню Камень.(Примечание 3) Эти казаки находились впереди французской армии! Конечно, это ничего не доказывает, но внушает некоторое недоверие к версии, приводимой Ермоловым. Возможно ли другое объяснение ?
 "Атаману Платову предложено адмиралом послать отряд казаков вверх по речке Гойне для того, чтобы, перейдя чрез неё, разрушить мосты и гати в Зембинское дефиле. Я осмелился представить адмиралу свои мысли, что "если бы Наполеон встретил невозможность идти на местечко Зембин, ему оставалось единственное средство овладеть дорогою на Минск, где при изобильных всякого рода запасах (которыми снабжается армия наша и все прочие войска) доставить своей армии отдохновение, призвав из Литвы подкрепления и восстановить в ней порядок." Адмирал отвечал мне, что, защищая Зембинскую дорогу, он исполнял в точности повеление фельдмаршала.
 "В звании моем начальника главного штаба 1-й армии мне известны предположения его светлости князя Кутузова. Вы теперь изволите видеть, сколько не сходствуют с ними настоящие обстоятельства и сколько велика разность средств, состоящих в распоряжении вашем, когда с Наполеоном соединились корпус маршала Виктора и войска маршала Удино, вышедшие из Полоцка." (стр.251)
 Чтобы пройти на Минск, Наполеон должен был бы разбить армию Чичагова, а также отряд Ермолова, который к ней присоединился. Ермолов считал это вполне возможным и, естественно, крайне нежелательным, почему и предлагал Чичагову не препятствовать движению Наполеона на Зембин! Нелишне напомнить, что атаман Платов был старым другом Ермолова, ещё со времён совместной ссылки в Кострому при Павле Первом.
 "Постоянна была мысль князя Кутузова о том, на что может решиться Наполеон в крайности, в отчаянных обстоятельствах, и что не существует опасного и отчаянного предприятия, на которое не вызвались бы приверженцы Наполеона, его гвардия и сама армия, когда он предводительствует ими, и единственное остаётся средство спасти его для славы Франции и надежды увидеть отечество!" (стр.253)
 Я полагаю, что такова же была мысль и самого Ермолова. Впрочем, и многих других.
 "Бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство." Л.Н.Толстой, "Война и мир".

Тихонов Алексей Валериевич, 2003

 

P.S. Версия Дениса Давыдова:

... Что касается других обвинений, так, например, относительно порчи частей в Зембинском дефиле, Чичагов в этом мало виноват; им был послан с атаманским казачьим полком Кайсаров, которому было строго предписано испортить все гати этого дефиле. Кайсаров поднялся вверх по реке Гайне на расстоянии около двадцати верст, с намерением приступить к порче гатей с тыла; глубокие и топкие места, окружающие Гайну, никогда в самую суровую зиму не замерзающие, не дозволили ему привести это предприятие в исполнение. Если б оно удалось, Наполеон нашелся бы вынужденным обратиться на Минск, которым бы вскоре неминуемо овладел. Овладение этим городом было для нас и для французов делом первостепенной важности; здесь были найдены нами богатые магазины с запасами, привезенными из Франции, которыми наша армия воспользовалась. Наполеон, овладев Минском, мог бы здесь остановиться и дать время своим войскам сосредоточиться и отдохнуть. Князь Кутузов, не желая, вероятно, подвергать случайностям исход кампании, принявшей для нас столь благоприятный оборот, и постоянно опасавшийся даже близкого соседства с Наполеоном и его гвардией, не решился бы, без сомнения, его здесь атаковать. Неизвестно, какой бы в этом случае оборот приняли дела?
Хотя я враг правила, предписывающего строить золотой мост отступающему неприятелю, но здесь обстоятельства вынудили нас не затруднять Наполеону движения через Зембинское дефиле по следующим причинам: во-первых, армии, которым надлежало соединиться на Березине для совокупной атаки, были весьма разобщены, и притом они не были, по-видимому, расположены оказать деятельное содействие одна другой, вследствие неприязни и зависти, существовавшей между военачальниками; Витгенштейн не хотел подчиниться Чичагову [..."Пусть Чичагов с ними возится, а когда уже по сию сторону останется хвост их, тогда я дам им знать - писал в одном из писем Витгенштейн. (См. об этом: Записки С.Г. Волконского. Спб., 1901. С. 205) - прим. сост.], которого, в свою очередь, ненавидел Кутузов за то, что адмирал обнаружил злоупотребления князя во время его командования Молдавской армией. Во-вторых, Наполеон, занимая центральный пункт относительно наших армий, имел под руками восемьдесят тысяч человек; он мог легко раздавить любую армию, которая, не будучи поддержана другими, решилась бы преградить ему дорогу. Наконец, французы, сознавая вполне свое гибельное положение и невзирая на понесенные страшные потери, обнаружили здесь отчаянное мужество.
...
Ермолов, явившись к Чичагову, решился подать ему совет не портить Зембинского дефиле; он говорил, что по свойству местности, ему смолоду хорошо известной, это почти неудобоисполнимо по причине болот и топей, окружающих речку Гайну, но если бы и удалось испортить некоторые более доступные гати, то они от действия мороза не могли бы затруднить движение неприятеля, который, не будучи обремен тяжестями, мог легко по ним следовать; во-вторых, адмиралу, которого армия была вдвое слабее того, чем ее полагал князь Кутузов, невозможно было одному, без содействия армии князя и Витгенштейна, бывших еще далеко позади, преградить путь Наполеону. Чичагову пришлось бы выдержать напор восьмидесятитысячной неприятельской армии на местности лесистой, болотистой и весьма невыгодной для принятия боя. На этой местности, в особенности совершенно неудобной для действия кавалерии, он мог противопоставить Наполеону лишь двадцать тысяч человек пехоты; французы же, понимая, что залог спасения заключался для них лишь в отчаянном мужестве, стали бы сражаться, как львы. Наконец,- присовокупил он,- если даже удастся испортить дефиле, Наполеон будет вынужден обратиться на Минск, магазины которого были для нашей армии необходимы.
...
Относительно порчи гатей в Зембинском дефиле, он [Чичагов] виноват тем, что поручил это дело Кайсарову, а не офицеру более предприимчивому и более знакомому с свойствами местности; но так как это предприятие могло иметь невыгодные для нас последствия, оно потому не может служить к обвинению адмирала, который, будучи моряком, не имел достаточной опытности для командования сухопутными войсками.
Из всего этого я вывожу следующее заключение: если б Чичагов, испортив гати Зембинского дефиле, остался с главною массою своих войск на позиции, насупротив которой Наполеон совершил свою переправу, он не возбудил бы противу себя незаслуженных нареканий и неосновательных воплей своих соратников, соотчичей и потомков, не знакомых с сущностью дела; но присутствие его здесь не могло принести никакой пользы общему делу, ибо, по всем вышеизложенным причинам, Чичагову невозможно было избежать полного поражения или совершенного истребления своей армии, что было бы для нас, по обстоятельствам того времени, вполне невыгодно и весьма опасно. Наполеон понес бы, без сомнения, в этом случае несравненно большую потерю; но она была бы, во всяком случае, ничтожна в сравнении с тою, которой Россия была вправе ожидать от своевременного прибытия трех армий к берегам Березины.
Хотя Наполеон с остатками своего некогда грозного полчища поспешно отступал перед нашими войсками, однако могущество этого гиганта было далеко еще не потрясено. Вера в его непобедимость, слегка поколебленная описанными событиями, существовала еще во всей Западной Европе, не дерзавшей еще восстать против него. Наша армия после понесенных ею трудов и потерь была весьма изнурена и слаба; ей были необходимы сильные подкрепления для того, чтобы с успехом предпринять великое дело освобождения Европы, главное бремя которого должно было пасть на Россию. Нам потому ни в каком случае не следовало жертвовать армией Чичагова для цели гадательной и, по стечению обстоятельств, не обещавшей даже никакой пользы. В то время и даже доныне все и во всем безусловно обвиняли злополучного Чичагова, который, будучи весьма умным человеком, никогда не обнаруживал больших военных способностей; один Ермолов с свойственной ему решительностью, к крайнему неудовольствию всемогущего в то время Кутузова и графа Витгенштейна, смело оправдывал его, говоря, что ответственность за чудное спасение Наполеона должна пасть не на одного Чичагова, а и на прочих главных вождей, коих действия далеко не безупречны. Чичагов поручил генералу Чаплицу благодарить Ермолова за то, что он, вопреки общему мнению, решился его оправдывать. Хотя Наполеон, благодаря своему необыкновенному присутствию духа и стечению многих благоприятных обстоятельств, избежал окончательного поражения, а может быть, и плена, но тем не менее нельзя не удивляться превосходно соображенному плану, на основании которого три армии должны были, соединившись одновременно на Березине, довершить здесь гибель неприятеля. Хотя успех и не увенчал этого достойного удивления плана, однако ж не увенчал по обстоятельствам, совершенно не зависевшим от сочинителей, которые при составлении его обнаружили необыкновенную дальновидность и прозорливость. Они могли утешить себя мыслию, что история представляет немало примеров тому, что самые превосходные предначертания не были приведены в исполнение лишь вследствие ничтожнейших обстоятельств.

Д. В. Давыдов, "Дневник партизанских действий".
В книге "России двинулись сыны: Записки об Отечественной войне 1812 года ее участников и очевидцев"
(Сост. С.С. Волк, С.Б. Михайлова - М.: Современник, 1988).
стр. 548-554

В НАЧАЛО